Голосование за ходы

Виносем старался не смотреть на своего собеседника. Ему было плохо. В го воспаленном мозгу проносились картины, одна другой заманчивее. Опрокинуть стол ударом ноги, и наступить на кадык. Схватить ручку со стола, и вонзить под подбородок. Размозжить голову ударом стула...
Виносем моргнул, и в го голове вспыхнула картина. Затянутое сигаретным дымом помещение. Громкая, визгливая музыка. Помещение, полное каких-то уродов, лазгана в руках не державших. И глаза.
Виносем открыл глаза. Прислушиваясь к своему телу, солдат пытался понять, в каком оно состоянии. Боль. Это было хорошо. Это говорило о том, что Виносем ещё был жив. Прислушиваясь к гулу в голове, боец понял, что кроме боли от ударов, в голове пульсировала и мерзкая боль от похмелья. Значит, вчера он выпил. Многое вставало на свои места.
Виносем моргнул ещё раз, и увидел их. Трое уродов, что курили слишком близко какие-то мерзкие сигареты с лхо. И смотрели. Их взгляд словно спрашивали "что ТЫ здесь делаешь?"
Значит он вчера повеселился? Славно. Интересно, что стало с этими тремя? Виносем с трудом разлепил веки.
– Какой дебош, сэр? Я всего лишь хотел немного отдохнуть... Что случилось?

С самого детства Артуро уважал своего отца. Не смотря на внешнюю строгость, о которой тайком всегда шептались солдаты, он знал о том, что отец переживает о своих "орлах." Достаточно было только посмотреть на солдат из других подразделений, и сравнить их с теми, кто был под началом Гутьерреса. Благородный и честный офицер не опускался до того, чтобы воровать из солдатского довольствия, из-за чего у солдат и обмундирование выглядело получше, да и на плохое питание никто пожаловаться не мог. За этого "медведя," как его между собой Альберто называли солдаты, за герб с медведем и земляничным деревом, и за громкий басовитый голос, обожали подчинённые. И, хотя Артуро был ещё слишком молод, чтобы это осознать, не любило начальство. Гутьеррес, казалось, никогда не замечал намеков, и его начальство, не получая свою долю, старалось избавиться от слишком честного подчинённого.
Впрочем, Артуро был доволен своей жизнью. Живя в гарнизонах, он всегда находил себе интересное занятие. Упражняясь с Мигелем, старым и опытным теньеном, прошедшим с его отцом долгий путь, Артуро научился управлять шпагой, и выучил несколько уловок и финтов, которые, возможно, показались бы кому-то жульничеством, не достойным идальго, но способны были в экстраординарных условиях спасти жизнь. После переезда в новый свет, и поступления в школу, Артуро углубил эти знания, а кроме того, ежедневные прогулки от форта до школы и обратно укрепили тело юноши, особенно его ноги, что благотворно сказалось на его владении шпагой. Кроме того, школа оказалась довольно интересным местом, где быстро проявилась острота ума и усердие, и хотя Артуро в первое время попытался вместо учебы поиграть с ровесниками, но беседа с матерью и взбучка от отца быстро отучили его от мысли о играх в учебное время. Кроме того, учитель Писсарро, мог довольно много рассказать о законах природы, об основах арифметики, геометрии, физики, химии и биологии, разжигая в юноше любопытство. Эти законы, такие лаконичные, простые и, в тоже время логичные, напоминали армейский устав, написанный для этого мира Провидением. Эта красота науки завораживала, контрастируя со сложным и запутанным писанием, которое Артуро читал с матушкой. Эти занятия литературой привели к тому, что Гутьеррес поражал своими знаниями даже учительницу словесности, которая была в восторге от количества древних, никому не интересных стихов, которые осели в голове его ученика, полагая это главным доказательством своих исключительных педагогических талантов, которых на самом деле не было. Но старая Анна Де Кордова, высушенная временем дама, которая напоминала паучиху своими длинными, скрюченными артритом пальцами, радовалась, когда Артуро читал по памяти "Песнь о славном идальго Родольфе," и даже не замечала боль в своих скрученных пальцах, и после этого долгое время была добра к ученикам, и даже прощала им некоторые шалости.
А дома, в форте, были свои интересные моменты. Особенно, Артуро любил традицию стрелять холостым зарядом в полдень. В дни, когда не было занятий, юноша всегда наблюдал за подготовкой старого, покрытого пятнышками зелени, бронзового орудия. Как солдаты поднимали картуз с порохом, как снаряжали пушку, как старый пушкарь, помолясь, прокалывал затравником картуз а после этого засыпал затравочный порох. Как потом его поджигали фитилем. Не пропускал также Артуро и учебные стрельбы, которые его отец проводил обычно в праздничные дни. Вскоре Артуро узнал, как рассчитывался прицел, и иногда отец даже позволял сыну самому делать необходимые вычисления.
Всё кроме того, однажды, в начальных классах, Артуро услышал старую городскую легенду, о кладе, что когда-то в стенах форта спрятал старый д’Эво, основавший этот город. По легенде, когда-то давно, он с богатой добычей оказался окружён и построил первый форт, тогда ещё деревянный, ожидая на берегу прибытия флота, и защищаясь от краснокожих. А когда за ним прибыл флот, индейцы подожгли форт, и напали всеми силами, из-за чего д’Эво спрятал сокровища, не уверенный, что выберется из этой передряги живым. Его тогда сильно ранили, и долгое время не возвращался. А кода вернулся, на месте его деревянного форта уже построили каменный, и старый капитан не нашел сокровища. Узнав эту легенду, Артуро долгое время добросовестно изучал форт, постукивая стены, копая ямы в подозрительных местах,но за это время нашел только серебряную монету времён позапрошлого Императора, несколько форменных пуговиц, разных времён, старую, заброшенную выгребную яму, да однажды чуть не обрушил фрагмент обветшавшей от времени стены. Ну, и некоторые познания в фортификации, которые Артуро бы с удовольствием обменял на мифическое золото.
Жизнь Артуро была довольно безоблачной, но один тип всё время бесил юношу, своей заносчивостью и презрением ко всем, кто его окружает. Альберто Пилар, сын мелкого чиновника, о привычке которого иногда проигрывать в карты казённые деньги знал весь город, человек, известный своей жадностью и обжорством, воспитал сына достойным продолжателем своего мерзкого дела. С ранних лет этот подросток, с блеклыми водянистыми глазами и в дорогом костюме, расположил к себе большинство ровесников щедрыми подарками, угощениями и играми, слишком жестокими для юноши с "ангельскими чертами лица," как о нем говорили учительницы. Альберто возненавидел Артуро, когда тот в детстве ударил Пилара за то, что тот кидался камнями в чернокожую рабыню, которая носила воду по улице. После этого малолетний мерзавец не упускал случая сделать пакость Гутьерресу, якобы случайно опрокинув на него чернильницу, натравить на него парочку старшеклассников покрепче за пару монет или рассказать о его проступках, явных или выдуманных, учителям. Эта возня, недостойная идальго, выводила Артуро из себя,доводя юношу до ярости, но он мог держать себя в руках. До того самого дня. Оскорбления отца из уст этой блондинистой жабы,с намечающимся вторым подбородком, оказалось той самой соломиной, которная сломала хребет верблюду, согласно старой поговорке.
– Отлично. Шпага. Завтра, в восемь вечера, у старой мельницы. Надеюсь, тебе хватит смелости на честный поединок?
Не дожидаясь ответа, Артуро ушел. В этот день он был особенно рассеян, и матушка даже подумала, не подхватил ли ее "Арти" лихорадку. На следующей день Артуро обратился к Мигелю, за советом. Тентьен, выслушав своего ученика, только покачал головой, после чего протянул ученику свою старую шпагу, в потёртых ножнах.
– Держи. В случае чего, говори всем, что это был учебный поединок. И секундантов своих предупреди. Ни в коем случае не убивай этого Пилара. Выйбей шпагу из рук, максимум, оцарапай, только не лицо. Это очень неприятно пахнет,ну хотя бы не устраивай себе дополнительных проблем. В любом случае, зря ты решился на эту дуэль, но я верю в твои навыки. Я многому тебя обучил. Эх, нет времени обсудить эту проблему с твоим отцом как следует, но ничего. Доверь это мне. И удачи тебе. Я буду молиться за тебя, сынок.

Вокзальные часы пробили полдень. Очередной полдень этой безукоризненно- серой столицы, День, который таким же угрюмым как и множество дней до него. С тяжёлого, свинцового неба столицы на пару минут проглянуло столь редкое здесь солнце. Оно бросило несколько лучей, стараясь разогнать тяжёлые тучи и прекратить этот вечный мерзкий дождь. Впрочем, это этот бой был безнадёжен, и спустя пару минут с неба продолжили падать мелкие холодные капли, пытаясь проникнуть за шиворот. Бесцеремонный холодный ветер ударил вас в спину, словно грабитель, отбирающий последние крохи столь драгоценного тепла, и побежал дальше по площади, цепляя мусор на своем пути. Всё та же погода, что и всегда. Даже самые старые из старожилов столицы не помнили, чтобы погода была другой. Всё та же хмарь и сырость, всё тот же бесконечный октябрь суровых северных фьордов. Город был всё так-же шумен и холоден, не предпринимая никаких попыток попрощаться с теми, кто покидал его негостеприимные улицы. Всё тот же холодный ветер и непрекращающийся дождь.
Немногочисленные люди, постепенно подходили к зданию вокзала, где на входе казенно–вежливые, с холодными картонными улыбками, чиновники в последний раз проверяли документы. Впрочем, мало у кого находились какие-то огрехи в бумагах, но всё равно, чиновники механически ставили свои зелёные штампы, и пропускали всех, стараясь побыстрее избавиться от небольшой очереди. А серый поток людей и нелюдей всех возможных рас, сливаясь в единую серую, мокрую массу, выходила на перрон. Там уже было немного оживлённее: сновали лоточники с разнообразной подозрительной едой, кобольды–газетчики шныряли в толпе, громко предлагая свои газеты с самой правдивой и интересной правдой, группа симпатичных табакси и весёлых харенгонов о чем-то хихикали в стороне. Носильшики, снующие туда-сюда, со своими тележками с разнообразными чемоданами. Куда-то прошли несколько вечно хмурых эльфа в плащах магической академии. Где-то плакали, прощаясь, где-то смеялись, кто-то громко звал стражника, матюгаясь на карманников, что срезали кошель с последними деньгами... Царило то лихорадочное оживление, которое всегда царит на всех вокзалах, не важно, молниевая ли это дорога, порт для тяжелых скайкоучей, или же сложнейший магический механизм, что готовиться перенести людей сквозь дебри астрального плана в незнакомый, непонятный и страшный мир.
В этой толчее люди находили свои вагоны, где несколько кованых в синих мундирах и отполированные до блеска, распределяли всех по их просторным купе. Люди обменивались последними поцелуями, рукопожатиями и последними словами, когда над перроном раздался пронзительный свист, сигнализирующий о скором отправлении. Полпа разделилась на две половины, одна, словно атакующая армия, рванула в уютное нутро поезда, а другая, словно волна в час отлива, отхлынула от зеленых вагонов. Постепенно, в одном из просторных купе вагона, на мягких, оббитых красной тканью диванах, собралась довольно разношёрстная компания.

Время пришло. Напряжение, царившее на корабле, казалось, готово было разразится мощнейшим штормом. Морпехи, которые до этого лениво лежали на своих койках и страдали от бездействия, словно ленивые домашние коты, чувствовали близкую цель. Каждый из бойцов, незаметно для себя внутренне напрягся, словно тигр перед броском. Эта напряжённость передалась и Гиннесу. Он, не отличавшийся до этого особым педантизмом, в последние дни перебирал свой рюкзак, раз за разом проверяя его содержимое. Винтовка тоже была несколько раз вычешенна, и сверкала сталью, словно О'Коннелл собирался на смотр или на парад, а не в бой. Боец даже любовно переснарядил несколько раз все свои обоймы, проверяя каждый патрон на предмет каких-либо изъянов. И он был готов. В крайнюю ночь перед высадкой Джейме почти не спал, чувствуя, как его тело переполняет странная энергия. Всё страхи, все переживания, все смылось этой энергией, словно весенняя грязь, под каплями мощной весенней грозы. О'Коннелл был молод. Это был его первый бой, и юноше казалось, что с ним точно ничего плохого не может случиться. Именно поэтому он, как и его друзья, с аппетитом съел весь завтрак, энергично кивнул в ответ Ферме, и, полный энергии, заряженный звуками гимна, был готов ко всему. Поблагодарив матроса, пожелавшего удачи, Гиннес быстро спустился в лодку, даже не заметив, как кто-то задел его руку, сдирая подошвой кожу с указательного пальца. И не мудрено: открывшаяся перед ним панорама мощи американского оружия буквально захватывала дух. В какой-то момент Гиннес даже пожалел про себя, что он не художник, настолько это было завораживающе–красиво. Зачарованный этим зрелищем, Джейми какое-то время не реагировал нет на что другое, пока его не привел в себя чей-то окрик:
– Эй, эй, не курить!
– Ой, забыл.
Гиннес выплюнул на борт сигарету, которую он, по своему обыкновению зажал в зубах, и продолжил ожидать, когда же придет время бросаться на свою законную добычу...

Гиннес страдал от небывалой духоты, от чудовищной скуки. Стараясь хоть как-то справиться со скукой, Джейми завел себе привычку днём сидеть в каюте, возле иллюминатора, где было хоть немного кислорода, с незажженной сигаретой в зубах, и читать вслух книгу.

Стараясь немного играть голосом, чтобы чтение не превратилось в монотонное нудное гудение, словно на каком-то инструктаже, Гиннес размахивал руками, книгой, из-за чего их нее иногда выпадали конверты или фотографии, но продолжал читать.
Действительно, в конце улицы Вожирар в эту минуту показалась гигантская фигура Портоса.
Это этот, здоровяк, с перевязью? Вот этот щегол попал! – Сутулый, как обычно, валялся на койке, рассматривая потолок, лишь изредка вставляя свои комментарии.
— Как? — воскликнул Д′Артаньян. — Ваш первый секундант — господин Портос?

— Да. Это вам почему-нибудь неприятно?

— Нет-нет!

— А вот и второй.

Д′Артаньян повернулся в сторону, куда указывал Атос, и узнал Арамиса.
– Вот теперь он точно попал! Ха–ха, да даже Вулкан на его фоне везунчик! Ну надо же!
Торопыга зашелся в хохоте, и чуть не упал со своей койки, откуда он свесился, чтобы послушать книгу.
Настроение у Гиннеса было странное. С одной стороны, он был уверен, что всё будет отлично. Он был молод, и чувствовал себя почти всесильным. Но иногда, на грани восприятия, пробегали почти незаметные мелкие детали, которые, по отдельности почти ничего не значили, но вместе заставляли задуматься. Хмурые лица почти всех ветеранов, прошедших Гуадалканал. Плохо скрытая тревога на лицах офицеров. Повальная мода на "посмертные письма." Всё это создавало тяжжелую, нервозную атмосферу, которая накладывалась на мандраж перед первым боем. И поэтому О'Коннелл перед сном всегда долго ворочался не в силах уснуть. Спасали только книги, которые читались вместе со всем взводом. И сигареты, которые улетали со страшной скоростью.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Ферма спас от скуки, от странных мыслей, которые донимали Джейме. Этот парень, простой и честный, отлично помогал от полубезумной скуки перехода. Его выпивка казалась каким-то божественным нектаром, поэтому Гиннес быстро достал один из батончиков "D" рациона, в виде хоть какой-то закуски.
– Э, нет, в гробу я видел этот "Нами." Он же уродец, да ещё, говорят, сделан через жопу. Слышал, из него, бывает, магазин выпадает, когда не надо. Так что, если пистолет, то однозначно наш. Кольт, или браунинг, не важно. Вот, это тема. И не откажет, и в руке сидит удобно, и вообще...– Гиннес крутанул ладонью в воздухе, желая обрисовать это "вообще, после чего продолжил. – Вот меч их, как его там... Катаму, я бы взял. Говорят, котама эта их, такая острая, что человека может располовинить, одним ударом. Вот прикинь, привезёшь ты такую штуку домой, и на стену повесишь. Красиво же! Главное, чтобы Тараву эту, сомбами не срыли, нафиг, пока мы тут идём. А то представь себе эту картину: подходит наша эскадра к острову, а его и нет!
И засмеялся, над этой немудренной, много раз слышанной шуткой, словно это была лучшая шутка, что Гиннес когда либо слышал....

Джейми пропал. Он сидел возле в пабе, и в его голове было совершенно пусто. Казалось, что разом парализовало всё тело, как после апоплексического удара, который когда-то давно свалил деда О'Коннелла. Казалось, только сердце осталось свободным, и колотилось в ребра, пытаясь покинуть это безнадежно пропавшее тело. А причина того, что морпех оказался совершенно недееспособным, был не какой-нибудь ротный командир, или, ещё хуже, мерзкий джап. Причина стояла за стойкой, и мило улыбалась, и в ее хитрых, лисьих глазах сверкали озорные искры.
– Так что, пойдем сейчас в кино? Говорят, там новый фильм привезли, про человека–волка. Говорят, он такой страшный, но с тобой, я ничего не боюсь.
–Ага... Конечно, пойдем, Алиса.
Джейми, наконец, собрал все свои мысли в кулак, и ответил на вопрос. Девушка же махнула своей шикарной ярко рыжей гривой, и скрылась в подсобке. Завсегдатаи по доброму улыбнулись молодому пареньку. Гинесс же, наконец, смог пригубить свой эль, и достал из кармана пачку с верблюдом, и с удовольствием чиркнул зажигалкой. Приятный табачный дым немного прояснил мысли юноши, и тот задумался, о том, как же, оказалось,странно устроен мир. Как же так вышло, что здесь, в Новой Зеландии, на другом конце мира, где даже год вывернут наизнанку: зима, когда у него дома лето, где над головой горят совершенно незнакомые созвездия, где столько всего необычного и интересного окажется паб, причем настолько похожий на тот, в котором Джейми помогал отцу. И что в нем работает такая чудесная девушка, ка Алиса. Кажется, сама судьба свела их вместе. Юноша ещё раз напомнил себе, что необходимо как-нибудь отплатить "Фермеру," за его рекомендацию. Казалось бы, О'Коннелл только недавно прибыл в свою часть из учебки, но уже смог сдружиться с сослуживцами, посмотреть на новую страну. Именно об этом он и мечтал, записываясь в армию...
– Все хорошо, Ма! Со мной же будет Джей! Пока пока! Ой, Джейми, ты, наверное, совсем меня задался! Пойдем быстрее. – Сверкнув своими огромными зелёными глазами, девушка подхватила парня под руку,и, словно муравей, потащила его за собой. Юноша попытался расплатиться, но девушка только громко хмыкнула,и удвоила усилия. – Джейми, а расскажи ещё немного, о Нью-Йорке. О том, как твой отец развозил виски во времена сухого закона? Это так интересно!...
И Джейми рассказывал, сам почти не слыша, что он говорил, попеременно то краснея, то бледнея, то заикаясь...

Когда пришел вызов, Гар как раз собирался окончательно припечатать Бато и пойти, прогуляться по кораблю. Но тут запищала Вокс бусина, и Гар сбросил карты, Бато какое-то время ещё шумел, но тут с потолка спрыгнул Стикс, и Аррет вежливо кивнул коллеге, пытаясь скрыть свое удивление. Вор был абсолютно уверен, что Ксенос сидит в тенях на шкафу,но оказалось, что Полухвост давно покинул это убежище.
– Да ладно тебе,Бато. Как там говорится? "Не везёт мне в карты, повезёт в любви?" Привет, Стикс. Как настроение? Что нового слышно на технических палубах?
Вот так, за полушутливым разговорам, переодически кивая знакомым морякам, пробегавшим по коридорам "Червонной дамы," По каким-то своим делам их группа и дошла до нужной кают-компании. Однако вся напускная веселость мгновенно спала, стоило Аррету войти в зал для совещания.
– Добрый день, Босс.
Вежливо кивнув всем собравшимся, Гар сел на свое место за столом, и приготовился слушать, стараясь не пропустить ничего важного.
По мере того, как Магнус раскрывал всё больше подробностей, лицо Гара всё больше темнело. Наконец, дошло дело и до обсуждения, и вор решил добавить и свои мысли.
– Так, у меня всё не идёт из головы подозрительное молчание Инквизитора. Чтобы с ним не произошло, в любом случае это надо срочно выяснить. Это грозит и нам. Но, я бы не хотел дуриком переть в его логово. Более чем уверен, что у инквизиторов логово похоже на логово старого и хитрого скавена: куча хитрых лазов, нор и отнорков, чтобы можно было как самому спокойно ходить куда угодно, так и принимать абсолютно любого желанного гостя. Ну, или смыться, если запахнет жаренным. У нас нет каких данных, про тайные входы, для своих? Опять таки, у этого Рэтчетта наверняка должна быть разветвленная сеть осведомителей. Абсолютно везде, как среди сливок общества, так и среди последних нищих. Может быть, стоит поискать информацию и про них? И ещё. Мне кажется, нужно бы пошататься по разным злачным местам, собрать слухи. Если затевается что-то грандиозное, то какая-нибудь информация могла просочиться наружу. Что скажете?
Гар сел на свое место, и посмотрел на Магнуса, стараясь понять его реакцию.

– Эоган! Гор! Сай! Отзовитесь! – В голосе Ролена слышалось отчаянье. Он быстро соскочил со скалы, на которой чудом спасся от лавины, и бросился туда, где он видел их в последний раз. – Отзовитесь, именем Тепуса! Пожалуйста! Эй!
Воин бросился к одному из подозрительных холмиков, и начал спешно разгребать снег, не обращая внимания на боль в ушибленной ноге. Под слоем снега показался Гор, но шея старого варвара была вывернута под неестественным углом, и тело быстро остывало.
–Неет!– Из горла Лиадона вырвался дикий вопль, и он бросился к другому подозрительному холмику...

–Строють, понимаешь, строють. Книжку почитали бы, что ли, как правильно строить? Половины досок же не хватает. – Всесльчак, дождавшись своей очереди, начал осторожно шагать по мосткам, стараясь выбирать доски с минимумом гнили. Гоблин тихо ворчал себе под нос, тем самым стараясь побороть страх перед шаткой переправой и высотой.– Тоже мне, алхимик называется. Как пакости чесным людям делать, так первый. А сварить креазотное зелье, чтобы доски не гнили, так шиш. А о нас подумать?

Везунчик уверенно семенил следом за Тераем, стараясь не отставать от могучего палладина. Гоблин страдал: ему хотелось задать несколько вопросов своим напарникам, поинтересоваться у проводника его мыслями на счёт маршрута, о том, что они могут встретить на пути, но округа не располагала к задушевным беседам, поэтому неунывающий жрец молча шагал по грязной дороге, и только благодаря хорошей, зачарованной ткани, отталкивающей грязь, не перепачкался весь.
Наконец, на дороге появилось бревно, и Везунчик, наконец, задал первый вопрос.
– А что это значит? Засада, или просто рекомендации, как правильно здесь пройти?

– Ляо, понимаешь, то, что ты натворил, со своими "дружками" тянет на смертную казнь в некоторых штатах. Этим людям...– Немолодой болезненно худой мужчина с огромным носом и усталым взглядом достал из лежащей на столе пачки "Мальборо" сигарету, прикурил от потрёпанной "Зиппо," и затянувшись крепким табачным дымом, продолжил.– Глубоко плевать на тебя, на таких, как вы. Они хотят лишь безопасности. Чтобы они жили спокойно. Чтобы ничто не тревожило их застойное болото. А вы... Они с радостью сгноят тебя в тюрьме, лишь бы не встретить тебя на улице. Они же боятся тебя...
– Стив, да что ты с ним цацкаешся? Он же нихрена не знает. Нужна тебе эта волокита?– Второй мужчина, ниже и моложе первого, с едва заметным пивным животом и шикарными усами, словно загнанный зверь, ходил по кругу. – Этот, как его, Лемб, уже "поет" вовсю. Что этот узкоглазый знать может? Отравить его обратно в камеру, и пусть валяется там до суда. Мы же так быстрее дело закроем. Или тебе больше заняться нечем, с уродами всякими болтать?
Стив просто внимательно смотрел на Ляо, который чуть не плача, смотрел на свою перевязанную руку, пристегнуть к столу. Усач хотел было добавить ещё что-то, но Стив жестом руки остановил напарника. Спустя несколько секунд Ляо прорвало.
–Весельчак же говорил нам с Денни, что проблем не будет. Что оружие даже не понадобится, что оно нужно только для солидности. А мы, а мы верили...– По щеке Ляо, из единственного сохранившегося глаза покатилась слеза. Мужчина, казалось, не замечал никого в комнате, а говорил сам с собой. – И два пальца поверил. Это же он отправил меня с ними. Говорил, подзаработаю ему деньжат, сам в накладе не останусь. Лучше бы я продолжал ворованные машины разбирать. Они так и Денни у кого-то забрали. Я слышал, что ему угрожали,что сделают его дочери плохо, если он не будет работать... А я... А я испугался, что весельчак кого-нибудь ещё в банке пристрелит. Он же псих.... Я, все вам расскажу, все, что знаю. Один черт, мне конец. Так хоть не один в могилу уйду. Мне все равно терять нечего. Пишите...

Ляо молчал. Неподвижно он сидел перед дверью, и его рука сжималась на рычаге переключения передач. Пальцы, привычные к рулю, покрытые мозолями и вьевшимся машинным маслом побелели. На привычных к честному труду руках вздулись перевитые венами мышцы, а глаза внимательно смотрели на вот в банк. Минь прекрасно понимал, что там наверняка только что кто-то погиб, из-за их с подельниками жажды денег. Больше всего на свете парень хотел ударить по глазам и уехать отсюда, не желая участвовать в этом. И только одна мысль не давала ему это сделать.
" Внутри люди. Невинные люди. Эти уроды же будут прятаться за их спинами. Сколько же народа тогда поляжет? Сколько я готов принять на свою совесть? Готов ли я жить с кровавой баней на своей совести? Сможет ли он после этого смотреть в глаза Мелиссе?" Эти мысли, роились в его голове.
Захваченный этими мыслями, Ляо упустил тот момент, когда он ещё был способен хоть на что-то повлиять. Когда он ещё мог уехать.

"Я как заложник долга расстрелял свой страх
Бой продолжается
Мой бой продолжается..."
–Здравия желаю, Гос... Товарищ Комиссар.– Курсант отдал честь. В стёклах его очков блеснуло утреннее солнце. – Рядовой Трауб по вашему приказанию прибыл.
– Вольно. Присаживайтесь, солдат. Я хотел поговорить с вами про одну из ваших вредных привычек. Вы, Игор, почему-то продолжаете всех называть Господами. Почему?
Казимир на секунду увидел себя в отражении линз. Болезненно худое тело, в безукоризненно чёрном мундире, нахохлившись, сидело над стопкой дел, отгородившись от остального мира тяжелой печатной машиной.
– Извините, Товарищ Комиссар. Старая привычка, ещё с детства.
– И откуда же она у вас? Откуда этот пережиток прошлого?
– Так я же с измальства отцу помогал, у него лавка была, галантерейная.
Курсант попытался придать своему лицу честное выражение, но юноша ещё не умел так играть лицом, и Депфауш мигом раскусил, что его пытаются обмануть. Но вместо того, чтобы возмутиться, Казимир просто откинулся на потертую спинку стула и взял в руку кружку с горячим эрзац чаем.
– И где же эта лавка находилась?
– Так в Стрельсау, неподалеку от старых конюшен.
Казимир отхлебнул чай, и внутренне усмехнувшись, сквозь пар заметил, как его собеседник дрогнул, учуяв запах.
– Эх, старые конюшни. Я и сам из этих мест. Помню, как в детстве упал с дуба возле гимназии.
Солдат заёрзал, увидев жутковатый оскал, в которую собралось лицо Комиссара, но тепло в голосе Депфауша успокоила Трауба, и он решил немного добавить ностальгии.
–Да уж, то был знатный дуб. Жаль, спилили.
Казимир ещё раз отхлебнул чай, и продолжил, с интонацией доброго дядюшки.
– Да, столько лет стоял... печально. – И тут же сталь в голосе выморозила всё тепло. – Да только вот возле той гимназии никогда не было дубов, только каштаны. Странно, что вы это не знаете, Игор Трауб? Или, возможно, Ральф Берженьи?
Курсант сжался на стуле. На его лице появилось удивленное выражение, и он уставился на комиссара.
–К как вы меня назвали? Кто такой этот Ральф Бержени? Я ничего не...
–Оставте этот ненужный фарс, Ральф, мне всё про вас известно. Вы же работаете на вермахт? Расскажите лучше о своей работе.
Депфауш отхлебнул ещё немного горячего чая, глядя как курсант хлопает глазами, пытаясь подобрать слова. В углу кабинета, за пределами поля зрения "курсанта," зашевелилась тень отбрасываемая одним из шкафов с бумагами. Лже-Трауб судорожно вздохнул, и изменившимся голосом задал вопрос.
– Кто ещё знает?
– Никто. Только я.
Шпион выхватил небольшой вальтер, начал целиться, но в его лицо уже летела кружка. Первый выстрел, сделанный чисто инстинктивно, расколол кружку, и в лицо "курсанта" плеснула горячая жидкость. Ослепленный на несколько секунд шпион почувствовал, как его в его запястье впиваются крепкие пальцы. "Игор" несколько раз нажал на спуск, но пули только засели в тяжелой дубовой раме. На спину ему бросился крепкий солдат, который скрывался в тени шкафа, и лишил шпиона последней надежды сбежать.
– Значит, Вы, Ральф, не хотите по хорошему. Как хотите. Только знайте, что мы знаем всё, И вы так или иначе, будете работать на нас. Увести! И передайте, пожалуйста, моему помощнику, чтобы он принес мне чашку чая.
– Сию секунду, товарищ комиссар.
Солдат вывел задержанного. Казимир отряхнул несколько прилипших соринок с мундира, звякнув при этом несколькими скромными медалями. после чего начал наводить порядок в документах. За спиной скрипнула дверь, и кто-то прошагал к столу. На край стола осторожно опустилась кружка.
– Я впечатлён вашей проицательностью, комиссар. Но как вы догадались?– Вошедший мужчина в простеньком костюме старательно скрывал акцент, но слишком чёткое произношение выдавало в нем иностранца.
– Мелочи. Все всегда сыплются именно на мелочах. Речь. Непонимание местных шуток. Жесты. Всё это.
Мужчина кивнул и спросил ещё раз.
– Это так, но как вы угадали с именем?
– Ну, заведите себе привычку крайне внимательно читать газеты, особенно вражеские. Даже раздел с некрологами. И если видите в нём кого-то из тех людей, кого вы и сами бы рассматривали для вербовки в агенты, то обращайте на это внимание. Ральф Берженьи, это имя погибшего в прошлом году венгерского спортсмена. Стрелка. Кое-какие привычки выдавали в Траубе опытного стрелка, но при этом он стабильно имел средние результаты. Именно поэтому я попытался раздобыть фотографию Ральфа. Впрочем, всё это отраженно в моем рапорте, Вот, возьмите.
– Благодарю. До встречи, товарищ комиссар.
Мужчина осторожно взял протянутую папку, коротко кивнул, стараясь не обращать внимание на обезображенное шрамами лицо и вышел из кабинета, плотно прикрыв за собой дверь.
Из тени штор вышел высокий, подтянутый мужчина, в устаревшей форме майора, запачканной кровью. Из небольшой раны рядом с ухом сочилась кровь.
–Отличная работа, Казимир. Поверь, мне приятно видеть, как мой ученик добивается таких успехов. Но это точно не резидент. Скорее всего, он просто боевик, и не знает всего. Нацисты коварны, и они всё равно охотятся на нас. Будь внимателен.
Майор скрылся в тени. Спустя один удар сердца Фон Карштайн исчез.

Казимир не был готов к тому хаосу, который обрушился на Руританию. Да и кто мог быть готов? Готов к тому, что полки, ещё вчера приносившие присягу защищать свою страну, сегодня грабят, насилуют и убивают мирных жителей родной страны. Армия, которая клялась оберегать страну, пустила внутрь иноземных захватчиков, и молча наблюдала, как интервенты отбирали у людей последнее. Отец Казимира не готовил к тому, что армия может деградировать до уровня бандитской шайки, а бандиты вырасти до серьёзной силы, которая оказалась в силах повлиять на будущее Руритании. Но пока Казимир не мог окончательно понять масштаб катастрофы. Постоянная опасность, усталость уже давно загнали сержанта в странное подобие ступора. Мысли медленно, с хрустом едва могли поспевать за происходящим вокруг, пока тело, словно сложный механизм, продолжало выполнять приказы командования, день за днём убивало противника и вырывало возможность жить дальше.
Между тем, благодаря грамотным приказам Фон Карштайна, их батальон оставался одним из самых боеспособных воинских соединений, и "Каршайновские покойники," как их прозвали враги и союзники, трижды был окружен, бывал рассеян частично, а частично истреблен, а всё равно, выжил. И вот опять выживший батальон готовиться броситься в бой, с тяжелого марша, не имея времени отдохнуть.
Казимир грыз морковь, выменянную на трофейную зажигалку у местных жителей. Стоптанные башмаки покоились на чудом вытребованный ящике снарядов для чудом уцелевшей бронемашины, а один из парней, который как и Казимир, чудом выжил с первых дней войны, чистил свою винтовку. От костра легкий дымок доносил до солдат сводящий с ума запах стряпни с мясом: пара бойцов днём нашла покалеченную взрывом лошадь, и она пошла в батальонный котел.
– Казимир, тебя командир зовёт. Говорит, срочно.
Молодой ещё парень с костылем скособоченно подошел к их лагерю, и Казимир тяжело поднялся со своего места. Хоть он ещё и не побывал в командной палатке, солдатское чутьё уже подсказывало, что это было связанно с ожидаемым форсированием реки, и Казимир, механик-водитель одной из бронемашин, печально посмотрел на глинистую кашу, покрывающую противоположный берег...

Следующие сутки прошли в непрекрашающейся горячке боя. Последние два броневика, оставшиеся на ходу. были брошены в сложный маневренный бой против нескольких полевых батарей, которые на конной тяге пытались выйти во фланг их батальона. И Казимир швырял свой броневик в бой, лишь благодаря какому-то наитию минуя сложные, болотистые участки дороги. Грохот близкого боя оглушил экипаж. Но стрелок, словно сущий дьявол, продолжал выцеливать врага. Двигатель выл на пределе, пытаясь поднять переутяжеленную машину на вершину холма, на котором засела очередная батарея, и откуда она лупила по переправе. напряжение перегретой коробки, казалось передавалось на уставшее тело, и руки ловко играли с коробкой передач, помогая отвоевывать сантиметр за сантиметром. Казимир всматривался в дорогу, когда почувствовал удар стрелка в спину, и его истошный крик. Рука сама дернула рычаг ручного тормоза, пока Депфуш осознавал, что за стальной механизм вырос перед ними, почему вокруг него копошатся тела во вражеских шинелях. Выстрел башенного орудия слился с выстрелом из пушки, и последнее, что Казимир запомнил, это брызнувшее в него стальное крошево от листа лобовой брони
Страшная боль сжимала грудь ледяной костлявой лапой. холод, казалось. сковал все суставы, а запекшаяся кровь склеила веки. Казалось, весь мир ритмично покачивается, под вялый стук в ушах. Каждый вздох отдавался страшной болью. Казимир хотел закричать, чтобы доказать себе, что он ещё жив, но сил хватило только на слабый стон.
– Слыш, он очухался– Голос показался странно знакомым. – Мож его в госпиталь? Авось выживет.
– Да мне плевать. Хошь таши его в больничку. Да только врят ли он он оклемается. Видал, сколько с него крови натекло?
Казимир узнал этот голос. Это был Гаврила, их батальонный капеллан.
– Гаврила, как... наши?
Голос Демпфуша был еле слышен. Но Гаврила услышал. Усмехнувшись, он сказал лишь одну фразу.
–Наших? Нет уже никаких наших. Почитай. здесь весь батальон полег. Даже Карштайн мертв.
И мрак, словно вата, обволокла Казимира...

Смертные ловят и уничтожают вас. Как это случилось? Игра окончена.

В недрах древнего склепа, используя покрытый пылью саркофаг вместо стола, мужчина писал письмо. Потертая жизнью, бронзовая лампа с трудом разгоняла мрак, наполняя воздух хлопьями сажи и неприятным запахом дешевого оливкового масла. Левая рука, которая придерживала кусок истрепанной льняной ткани, была иссушена, словно у мертвеца. Потрескавшаяся кожа почти не скрывала почерневшие от времени кости. Отломанная тростинка, ловко выписывала вязь древних иероглифов, складывая фразы, которые мало кто мог прочесть в этом мире. Вместо чернил мужчина использовал собственную кровь, которая струилась из нескольких ран на груди. Внезапно налетевший сквозняк чуть не затушил огонёк лампады, и мужчина бросил быстрый взгляд в тёмный угол.
– А Сехмет, выходи, старая подруга. Я ждал тебя...
Из мрака вышла девушка.
– Здравствуй, Гарамант. Вижу, ты почти готов предстать перед Судом? Маат уже подготовила перо для тебя...
– И всё же, за мной пришла именно ты, Львица.– Мужчина ещё раз внимательно перечитал написанное, снял с руки сверкнувший серебром браслет, достал из-за пазухи небольшой флакон со слегка светящейся в темноте красной жидкостью, и замотал это в письмо.– Значит, всё идёт согласно моему плану. Держи. ты знаешь, кому нужно это передать.
Сехмет приняла из рук мужчины посылку и коротко кивнула.
– Ты уверен, что поступаешь правильно? Ты же можешь залечь на дно, а потом постепенно уничтожить их по одному... Как раньше. Да и достойна ли такого дара эта девчёнка. Жалкая смертная, да что...
– Эх, Сехмет, ты бы знала, как я устал... Как давят на мои плечи века, как тяжело доставшееся мне могущество...– Гармант достал из-под саркофага бронзовый хопешь, позеленевший от времени. – Всё должно закончиться именно здесь и именно сейчас.
Глаза мужчины блеснули красным, словно у дикого зверя, и он вышел.
Сехмет осталась одна в склепе. С улицы вскоре донеслись еле слышные крики и грохот битвы. Иногда в крики вклинивался грохот рушащихся каменных стен, звон ломающихся мечей и страшные крики боли. Сехмет склонилась на огнём светильника, и потушила огонь. Спустя мгновение богини уже не было в этом склепе.

Томас бегал по поручениям, как метеор. Сотрудники музея не могли не оценить помощь, которую им оказывал юноша. Поэтому, когда Томас сильно задумался на чем-то, остальные начали понимающе смотреть на него, понимая что ученик устал. Никто не удивился, когда Макалистер отпросился на полчасика, перекусить. Никто не обратил внимание на то, что погруженный в свой телефон сотрудник прошел мимо полупустого буфета и вышел на улицу. Томас поспешно перебежал площадь, заполненную туристами, и, оглянувшись вокруг, зашёл внутрь.
Набрав себе перекусить, Томас подошёл к столику, где сидел Перрин, и поздоровался с ним.
– Добрый день, сэр. Позволите? – Томас опустился за стол, и начал есть. – У меня есть одна интересная новость. Здесь, в музее висит картина синьоры Дольфини. Она изображена с поясом и жезлом, причем это именно те пояс и жезл, что попали в мои руки. Как ваши успехи?

Зетт почти вырвался, но мортира зацепилась мушкой за сеть и не дама выскользнуть окончательно. Следопыт дёрнул оружие, чтобы окончательно вырваться.
– Проклятье. – Выругался Зетт. – Я же опять забыл ее спилить, зарразу!

– Прощайте, что-ли... Удачи там, и всего такого.
Билл, видя что разговор окончен, хлебнул из фляжки, и убрал ее среди размочаленных лоскутов стеклоткани, после чего схватил парочку оберегов покрепче и забрался под какую-то панель, закрываясь от возможных ударов оберегами аборигенов...

– Отходите, я вас прикрою! Свисните, когда можно будет мне отходить!
Билл, проорав эти слова, попытался разбить на новом дроне камеру

– Или сюда, ублюдок чугуниевой! Я наберу твой блестящий металлический зад!
Билл двинул фирменным хуком по подозрительной тени.
– Даббл, чё стоишь? Попробуй с помощью терминала чё нить сделать? Тыжпрограммист!

– Барри, нееет!!! Урою, урод!!!
Увидев, что Барри убит, Октоктопус отшвырнул дверь и перехватил свою верную кувалду двумя руками. Размахнувшись, моллюск со всей силы опустил свое оружие на голову врага, пытаясь достать на последок того, кто убил его друга. Окти уже не чувствовал, как его мягкое тело рвут бумеранги, не слышал, как ревёт толпа, не видел обдолбанной улыбки кожаной маски... Он видел лишь одно: великий океан, к которому он так стремился...ссылка

– Куды поперек батьки в омут?
Кураж заставил Окти попытаться войти в поворот с эффектным заносом, не скидывая скорость.
После удара кулаком по какой-то приборной панели, из недр машины послышалась бодрая музыка. Чей-то голос начал петь песню про то, как то ли пел асфальт, то ли горел. Но песня была очень подходящей, и Окти оставил её.

–Погнали!!!
Октоктопус рад, что гонка началась. Какое-то первобытное веселье заставило моллюска со всей силы надавить на педаль газа, и тарантас резво полетел по трассе. Гонка началась.

После того, как я обратил свою дочь в существо, подобное мне, я на несколько лет отошел от дел, пытаясь найти себе оправдание. Стыд, нестерпимый стыд гнал меня прочь от Лидии, и я отппустил бразды правления той организацией, которая была созданна мной, и поколениями моих слуг. Я с головой ущел в живопись, изучение языков и развитие сиротских приютов. это заглушало боль моей души. Всё изменилось, когда Лидия, которая до этого уважала мое затворничество, не пришла ко мне за советом. Дело в том, что она столкнулась со странным заговором, который дыл нацелен против нашей подпольной сети. Мне пришлось вернуться к оставленным когда-то делам, вскоре я заметил, что некая личность, обладая огромным влиянием в среде тех отбросов преступного мира, с которыми мы когда-то брезговали работать, устроила настоящюю войну с моими людьми. Этот неизвестный каким-то неизвестным образом убеждал "людей," которые с ним работали, отдавать всё, что у них было, борьбе с нами. Вчерашние трусы, которые забивались в крысиные норы на самом дне при малейшем намёке на угрозу своей шкуре, вдруг бросались в самоубийственные атаки на мечи охраны моих людей, лишь бы хотя бы ранить важных членов моей организации. Мелкие жулики, что тряслись над каждой монетой, готовы были продать всё, что у них было, даже собственную свободу, лишь бы перекупить нужных нам чиновников, или дать взятку судье, лишь бы навредить моему делу. Этот неизвестный был истинным мастером манипуляции людьми, но в скором времени я понял, что он хочет сделать. Он таким своеобразным способом пытался отчистить страну от тех, кого считал преступником. Организовав армию из отбросов, он хотел убить её об нашу организацию, тем самым обескровив нас, а затем, когда мы бы ослабли, но хотел нанести удар с неожиданной стороны и сломить мою организацию. И его план работал с такой необычайной точностью, что мне хотелось аплодировать этому неизвестному мастеру. Однако в расчётах своего плана неизвестный не учёл одной маленькой детали. Он не принял в расчёт меня. Понимая, что армия отбросов это только расходный материал, который должен был отвлечь нас от приготовлений к основному удару, я решил немного подыграть своему оппоненту, а сам начал собирать всю возможную информацию о основной атаке. И я не ошибся. Мой противник прокололся, когда обратился к элитным наёмникам. Я знал, в каких тавернах обычно наёмники обсуждают свои контракты, а дальше было дело техники. Надавить на хозяев этих забегаловок, пристроить на работу парочку своих людей, которые ждали своего часа в тайне от большинства остальных моих людей именно для такого случая, исчезновение нескольких важных человек, пара внезапных смертей от старости в своей постели или от ножа в драке с каким-нибуть пьянчугой в подворотне... Надо отдать должное моему врагу, он в какой-то момент заметил надвигающийся крах, но было уже поздно. Мои люди несколькими точными ударами уничтожили ключевые фигуры этого заговора, без которых всё рассыпалось. Однако этот неизвестный кукловод оказался не так прост, и никакое оружие не могло нанести ему урон. Однако мои люди смогли связать моего врага, и принести его мне. Оказалось, что это один из ущебти Осириса, личного войска этого бога, которыедолжны охотиться за чудовищами. мнего веков назд, ещё до моего изгнания из Фив, он был одним из тех, кто выслеживал меня. Тогда я смог улизнуть, и он по ошибке погнался за моей племянницей Мегарой, приняв её за меня, сменившего облик. Благословение, данное ему Осирисом, защищало его тело от оружия или времени, но заставляло его регулярно пить кровь злодеев. Во время охоты на Мегару, он оказался заперт огромным обвалом в одной из пещер, в которой он спал до недавнего времени, но какие-то путешественники нашли его и случайно разбудили. Так, от страшного голода ушебти пал, вызвал на себя гнев Осириса, выпив кровь невинных. Снедаемый раскаянием, он пришел в Фивы, и случайно наткнулся на деятельность моей организации. Желая заслужить прощение своего бога, он начал свою войну, стыдясь связываться с другими ущебти. Выслушав его историю, я выпил его душу, и забрал с трупа книгу Мертвых, в которой хранился ключь к силам ушебти. После этого я потратил много лет, работая над конспирацией для моей организации, чтобы такого больше никогда не повторилось...

Возвратившись из путешествия в Вавилон, мы с Лидией вернулись к своей работе. Шли годы Всё шло успешно – я усилил влияние над соседними странами, особенно Вавилоном, укрепил защиту вокруг кладбищ в зоне, подконтрольной мне. Однако спустя какое-то время я заметил, что моя приемная дочь – Лидия, становиться всё более несчастной. Она чувствовала приближение старости, но не видела приближения цели. Страдая от своей слабости, она пошла на крайние меры – вышла замуж за наследника одной из семей, которая была главным нашим соперником. Так в сферу наших интересов попала морская торговля и пиратсво, но даже пойдя на это, Лидия была сильно недовольна. Рождение сына на время ослабило неуёмную жажду власти, которая сжигала мою дочь изнутри, но спустя несколько лет, когда ребенок стал самостоятельным, Лидия поняла, что на горизонте близкая старость. Поэтому, в год, когда ей исполнилось тридцать пять лет, я не выдержал. ночью я пришел в комнату, где спала моя дочь, и разбудил её. После этого я предложил ей рискнуть и разделить со мной моё проклятие. Она согласилась, и я коснулся соей рукой её запястья. Она испытала страшные муки, но смогла перенести касание моих смертоносных пальцев. спустя несколько дней она оправилась и смогла с новой силой приняться за работу, а я, гонимый страшным чувством вины за то, что причинил своей дочери страшные муки, и рисковал убить её, укрылся в своем подземном убежище...

Старость. Старость не пощадила тело старого вояки. Слишком много времени Каркун жил мирной жизнью. Сила ушла из старых рук, рефлексы притупились...
Взмахнув луком, знахарь ткнул окованным наконечником в глаз Мавроду, сбивая тому защиту, а затем, когда пират попытался отбить удар, пнул со всех сил бандита в пах.

– Эй, хватит ругаться. Мы здесь, и раз уж зашли и потратили свое время на этих босяков гладколицых, то надо из этого попробовать получить выгоду. Раз уж наткнулся на косяк рыб, то открой рот, как говорят на моей родине. Попробуем найти что-то полезное: информацию, штуки или полезные связи...

Навыки:
[ ] Письмо
[ ] Бальзамирование
[ ] Врачевание
[ ] Кровожадность
[ V ] Живопись
[ ] Люди это инструменты
[ ] Стыд
[ ] Злодеяния

Ресурс:
(1) Одеяние убийцы, дарованное мне богиней Сехмет
(2) Браслет с символами Шемзу и Сехмет
(3) Дневник. Глинянный горшок с плотной медной крышкой, внутри которого свиток папируса, два пузырька с чернилами (черные и красные) и заточенная палочка для письма.
(4) Породистая прислуга

Печать: Ярость богини Сехмет иссушила мою левую руку. Я должен обматывать кисть тканью, чтобы скрыть почерневшие пальцы, и рассказывать всем о недуге, который терзает мои кости...

Персонажи:
(1) (смертн) Аркхан, ребенок, которого я подобрал в разоренной бандитами деревне...
1. (бессмертн) Сехмет, яростная богиня засухи и кровавой мести.
3. (бессмертн) Мегара, моя племянница, на которой такаяже печать, что и на мне. Она ненавидит меня за это...
4. (бессмертн) Шемзу, бог, котрый зашитил меня от ярости Сехмет, и решил проследить за моей дальнейшей судьбой...

I
Гарамант мое имя. Я явился на этот свет в землях благославлённой страны Та-Кемет на двадцатом году правления Фараона Иниотефа второго, да продлиться его мудрое правление вечно, ... Мой отец, лекарь, жил в своем доме на окраинах Царского города – Фив. С раннего детсва мой отец обучал меня всем премудрастям письма и врачевания, дабы я достойно продолжил его дело.
II
Когда я возмужал, случилось страшное: Иниотефн второй отправился к своему горизонту и его сын занял его место. Тело же Иниотефа второго доставили в наш храм, дабы мы могли подготовить его тело к странствиям в загробном мире. Три дня и три ночи я помогал старшим жрецам, в их нелегком труде. Наконец, в четвертый день моя помошь более не требовалась, но я, уставший не нашел в себе силы отправиться домой и заснул ррямо в храме.
III
Когда я проснулся, то увидел, что царит глубокая ночь. Так-же, я заметил нескольких незнакомцев. Подумав, что они хотят осквернить тело Иниотефа, я схватил один из ножей и бросился на них с криком. Однако в той фигуре, что стояла передо мной, я с ужасом узнал Сехмет. Разьяренная Богиня схватила меня за руку, и хотела иссушить мое тело и душу, в наказание за святотатсво, но ее остановил Шемзу, который увидел, что мои помыслы чисты. Успокоив Богиню кувшином вина, он вдохнул в мое тело жизнь. Но ярость Сехмет оставила след на моей душе и на моем теле...
IV
Увидев, во что я превратился, Боги решили, что в таком виде я для них более интересен, чем простые смертные. Они повелели мне стеречь кладбище от могильных воров и служителей тёмных сил. Они сказали мне, что морская вода может разъесть мое тело, словно огонь, и что любая соль отныне ядовита для меня...
V
После встречи с богами Шемзу даровал мне широкий серебрянный браслет, дабы я всегда помнил о том, что произошло со мной.

Веха 13• В вашем услужении состоят поколения одной семьи. Этот род может начаться с какого-нибудь из живущих СМЕРТНЫХ ПЕРСОНАЖЕЙ, или с потомка одного из мертвых СМЕРТНЫХ ПЕРСОНАЖЕЙ. Какие странные ритуалы, связанные со службой вам, возникли в этой семье? Вычеркните РЕСУРС и приобретите новый РЕСУРС "Породистая прислуга".

Спустя многие столетия я, со своим учеником, вернулся в Фивы. За то время, что меня не было, город сильно изменился. Когда я, гонимый ностальгией, нашел место, где когда-то стоял мой дом, то увидел, что там живут потомки моего брата. В их семье из поколения в поколение передавались записи о том, что произошло, а картина, что создала Мемфида, позволила им узнать меня. Они принесли присягу мне, и я вернулся в свой обветшалый склеп. Между тем, Архан вместе с моими новыми слугами вновь, как в старину, приводили ко мне кладбищенских воров, чтобы я творил богоугодное дело. Но на этот раз мы действовали осторожнее...

В один из дней в мою обитель прибежал сам Аркхан. Его седые волосы были в беспорядке, и он был весь в поту. Отдышавшись, он поведал мне, что мои слуги нашли огромное подземное убежише расхитителей гробниц. Однако там оказалось слишком много бандитов, и мои слуги бояться войти. Взяв посох, я отправился туда. Стараясь не привлекать к себе внимание компании писцов Фараона, я покинул купеческий квартал, и вошел в район трущоб возле крепостной стены.Прийдя на место, я увидел перед собой кабак, хорошие времена которого давно прошли. Он выглядел так, словно со времен, когда я был жив его никто не единого раза не удосужился починить. Выбив входную дверь, я увидел перед собой разношерстную банду головорезов. Их главарь, одноухий грек в первый момент расхохотался, и попытался убить меня дротиком. Я с легкостью увернулся от атаки, и но набросился на меня с мечом. Первый удар, которым он хотел пронзить мое сердце, я принял левой рукой. Бинты, что прикрывали печать Сехмет, упали на пол, разрезанные. Бандиты попятились, шепча молитвы своим богам. Несколько попытались выпрыгнуть в окна, но мои слуги даровали им мгновенную смерть от стрел. Души остальных же поглотила моя проклятая рука. Я спустился в подвал и мои млуги, испуганные моей мощью, по моему приказу закрыли за мной дверь. Несколько часов я обходил подвал, выискивая немногих преступников, что прятались в разнообразных крысиных норах. Зайдя в комнату, где прятался огромный негр гавварь, я увидел, что он прижался к стене, посеревший от страха, а рядом на стоит кусок стены, на котором я, в незапамятные времена написал портрет своей ММемфиды. Я, удивленный этим, протянул руку к своей работе... Кое где краски потускнели от времени, несколько трещин портили прекрасный лик моей любимой. Я спросил у бандита, зачем они принесли сюда портрет моей возлюбленной. Когда он ответил, что " им просто девка понравилась, я в ярости схватил его правой рукой и начал душить. Несколько ударов кинжалом, что он нанес мне перед смертью, я даже не почувствовал. после очередного удара я перехватил его руку, и бандит медленно иссох, рассыпавшись прахом. Когда я обернулся, то увидел перед собой своих слуг, которые молча стояли за моей спиной. Я приказал им забрать фреску, и отнести её на могилу Мемфиды и пошел вместе с ними. Спустя какое-то время я переехал в подвал, который я отбил...

Октопус, который от скуки было задремал, услышал чей-то разговор и поднял свои глаза. Оглядев помещение, он увидел, как в стороне беседуют двое гладколицых. От нечего делать моллюск решил побеседовать с новыми. Оставляя за собой влажный след, Сеепиидонт подошёл к людям, пытаясь понять, знает ли он их.
– Теплых вод и нежного планктона вам, незнакомцы. Не знаете, где находиться мировой океан?

Во время речи вождя Ухан придвинулся поближе, чтобы не пропустить не одного слова Барка. Вместе со всеми он радовался каждому слову, и когда в толпе радовались крики одобрения, Ухан кричал вместе со всеми и размахивал над головой полуобглоданной лошадиной костью. Когда вождь упомянул о успехах их отряда, Гоблин гордо выпрямил спину и оглянулся на остальных соплеменников. Увидев, как меняют имя Робину, Ухан немного поморщился, ощутив волну необузданного хаоса, которая накрыла парня с головой.
Но вот речь закончилась, и Ухан подошёл к заметно помолодевшему чародею.
– Здравствуй, Длабо. Я хочу сказать тебе, что в твоих жилах течёт сила хаоса. Старайся не поддаваться панике и страху. Эта сила далека от Зла или Добра. И с ней очень трудно договориться. Она всегда хочет помочь тебе. Прислушиваться к ней, но сдерживай ее. Если хочешь, приходи ко мне послезавтра. И да, переименование это отличная мысль. Во первых, войны будут больше уважать тебя, раз сам вождь дал тебе имя. Во вторых, многие чародеи скрывают свои истинные имена. И твое старое имя стало теперь тайным. Никому не говори его.

После этого Ухан, пошатываясь пошел в сторону костра, чтобы насладиться прекрасными песнями и танцами. В этот момент кто-то затянул старинную песню, и Ухан начал подпевать.

Ты вычеркнут всеми из списка живых,
Но молва в этот раз поспешила,
Ты взял передышку и тут же копье
Тебе в пузо вонзили.
Растерзанный болью прижался к земле,
Чтоб вымолить новые силы.
Груумуш не откажет, поможет тебе –
Поможет! Ведь раньше так было.

Рано стучать копьём по щиту
Груумуша тревожить впустую!
Если ты можешь – встань и иди,
Ведь жизнь не подарят другую!

Последнее дело о прошлом вздыхать –
Туда заколочены двери,
И встречным, как прежде, ты смотришь в глаза,
Но в их покаяние не веришь.
Ты должен доказывать право на жизнь,
Реальность хватая за горло,
Твой нерв оголённый струною звенит,
Вторя волнам тяжёлых аккордов.

Рано стучать копьём по щиту
Груумуша тревожить впустую!
Если ты можешь – встань и иди,
Ведь жизнь не подарят другую!

Пусть снова возносят и вновь предают,
Молитвы с проклятием мешая,
Урук этим дышит и этим живёт
В жестокие игры играя.
«Ещё повоюем!» – ты скажешь себе,
Гоня прочь минутную слабость
И смерть занесёт тебя в списки для тех,
С кем спорить до срока не надо.


И тут... Взгляд Ухана наткнулся на нее. Гоблина, прекрасная, как сон, танцевала в лучах костра. Прекрасные волосы сбились от танца и были в живописном беспорядке на прекрасных плечах. Разгоряченная кожа приковывала взор своим безупречным цветом, а капельки пота, выступившие на лбу, мерцали словно драгоценные камни в свете костра. Ухан понял, что это его шанс. Остановив пробегавшего мимо Вупсеня с двумя чарками Орловского, Ухан дал ему лошадиную ногу, и забрал одну из чарок.
– Спасибо, друг. Ты как раз вовремя.
После чего ,с чаркой, Ухан направился к жрице. Протянув Орловское ей, покрасневший гоблин тепло улибнулся девушке и сказал:
–Привет, красавица. Ты сегодня неотразима. Позволь, я тебя угощу чарочкой прекрасного пива? В такой праздник, почему ты одна? Давай я составлю тебе компанию?

– Спокойно. Я попытаюсь договориться.– А рука заученным когда-то жестом достала стрелу и положила на тетиву. Черт, прошло столько времени... Но руки помнят. Они держат лук так, словно Каркун только вчера получил это оружие....
Каркун моргнул, прогоняя воспоминания. Не время для ностальгии. Надо готовиться к непростому разговору...

Александр шёл вместе со всеми молча, подавленный событиями. В его мозгу приносились какие-то смутные образы, которые сливались в какой-то белый шум. То перед его памятью проходила Ирина, в своём халате, в котором он впервые её увидел. Миг, и на халате расплылось багровое пятно. И растерянная улыбка, которая делала её лицо живым сменилось на застывшую восковую маску, белее чем ее халат, залитый кровью из пробитой шеи. Петров, который "стрельнул" у физика сигарету целую утром, перед тем, как помочь одеть на Тимофеева костюм. Словно это было тысячи лет тому назад... Промелькнула перед мысленным взором и вторая группа. Их сгорбленные по дождём фигуры, растворяющиеся за завесой дождя...Многое прошло перед его мысленным взором, пока Шурик механической походкой шёл вместе со всеми. Пока один из фантомов не обжег его разум, заставляя очнутся. Это было так же, как тогда, когда в его памяти всплывали воспоминания о том, что было до "Выброса." Вспышка.
.Александр, молодой и счастливый, выходит из подъезда общежития. На встречу к нему подходит молодая девушка с веснушками и огненно–рыжими волосами. Александр обнимает её, и слышит, как она шепчет ему на ухо
– Шурик, я буду мамой.
От радости будущий отец хватает хрупкую девушку на руки и кружится с ней. Он громко кричит от радости. В этот момент Александр невольно выпрямился и прошептал
– Я не сдамся просто так.
В это время отряд подошёл к кранам, и окружающая реальность заставила остальных при тормозить. Зацепившись глазом за нечто, что очень выделялось на фоне окружающей действительности, Шурик громко обратился к окружающим.
– Ребят, может привал устроим? Немного, пара минут всего?
И не дожидаясь ответа, Тимофеев скинул шлем и начал расстегивать скафандр, пытаясь добраться до пачки сигарет. Не с первого раза, но все таки довольно быстро он смог извернуться и достать заветную картонную коробку. Открыв её, Тимофеев достал оттуда сигарету, слегка пожелтевшую с одной стороны после просушки и небольшую коробку спичек, с эмблемой "гекса." Жадно затянувшийсь, Саня протянул остальным открытую пачку.
– Чёрт, как давно я этого хотел. – В голосе учёного слышалось явное облегчение. – Если хотите, берите.
После короткого перекура Тимофеев присмотрелся к тому, что осталось от бункера "гекса," стараясь вспомнить, что он мог знать о этой аномалии.

Вокруг замка, как всегда бушевала страшная метель. Сильный ветер норовил смахнуть черную башню, созданную Ригором Мортисом II с помощью черной магии на высоком утесе, много веков тому назад. Но твердыня Темного Властелина стояла. И только иногда ветер мог смахнуть какого-нибудь незадачливого гоблина-часового со стены. В этом случае неудачник с воплем падал на дно глубокого ущелья, попадал в сугроб и бежал обратно, а из караульного помещения выходил новый часовой. Но вот на дороге показался небольшой отряд. Часовые на воротах окликнули путников, но их крик потерялся на фоне грозы. Выглянувший капитан смог узнать путников, и приказал открывать ворота перед Зеленогвардейцами. Подгоняя нерадивых подчиненных, зеленый капитан сам вышел к воротами парой пинков построил караул и вытянулся перед въехавшими по стойке смирно. Его огромные уши трепыхались на ветру, а сам он мелко дрожал.
– Ваш..зеленородие!– сквозь шум ветра донесся рапорт капитана.– Владыка приказал, как вы прибудете отправить вас на доклад в ... Блибли... Билби... Библитеку, вот.

Во время собрания Александр сидел очень тихо, сливаясь со стеной. Только горящая сигарета показывала, что физик не спит, а внимательно слушает, обдумывая каждое слово. По всему выходило, что если не удастся починить связь, то выбираться им придётся самим. Неприятно. Рискованно. А с другой стороны, не факт, что получиться связаться с "большой землей." Как показало одно из воспоминаний, сидеть без связи в "Гексе" это в порядке вещей.
Из задумчивости мужчину вывела Кристина, которая взялась чинить электронику. Надо было принести радио, и Шурик пошел за ним, в уме пересчитывая количество сигарет, которые у него остались. Принеся "Унитру," Тимофеев предложил девушке сигарет, глядя на то, как она ловко перебирает приемник.
- Угощайтесь, если хотите. Меня Саня зовут. Я тоже немного в электронике разбираюсь, так что готов помочь с ремонтом. Может когда закончим с приемником, глянем что там с той связью, до которой изнутри можно добраться?...
В этот момент приемник ожил, и Тимофеев замолчал, а затем, ломанулся к столу, чтобы схватить ручку и записать странную передачу, которую удалось перехватить.

–Нда... Ну и свинарник у нас, однако. Слава богу, Софья с нами не пошла.
Александр скептически оглядел комнату. На секунду его взгляд скользнул по книгам, и мужчина одобрительно тряхнул гривой. Затем его взгляд перешел на потертую гитару, и в голове Сани что-то щелкнуло. Он вдруг понял, что это его гитара. Подойдя поближе, Александр взял ее в руки, и она очень уютно легла в руках. С задумчивым видом Шурик взял несколько аккордов. Не смотря на то, что синий лак много где был потрепан, гитара была идеально настроена. Под звуки музыки Тимофеев попытался вспомнить, как они здесь жили. Перед его внутренним взором проносились смутные тени.

Гамма

Челси шёл к транспорту, с каждым шагом стараясь идти быстрее. Когда впереди показался грузовик, Стоун с трудом сдерживался, чтобы не перейти на бег. Осторожно опустив тело Смайл на потертый пластик кузова, Стоун, приняв чью-то руку, с чужой помощью залез внутрь. Кивнув головой помощнику, протянул свою руку следующему солдату, залезающему в кузов. Грузовик дернулся, чуть не выкинув Челси на дорогу. Стоун покинул взглядом окружавшую его стену джунглей и только тогда заметил, сто происходило над его головой. Шепнув короткое ругательство, Стоун опустился на лавку. И встретился взглядом с Монтанной. Казалось, что покойная с благодарностью глядит в его глаза. Не смотря на ужас последних минут жизни, её лицо было необычно спокойным.
Спустя какое-то время, с трудом оторвав взгляд от лица убитой девушки, Челси выглянул наружу. То, что он там увидел показалось каким-то кошмарным сном. Из-за деревьев выкатился жуткий чёрный шар. Колобок вильнул, меняя курс и погнался за их машиной. Липкий ужас мжал лёгкие, поднимающаяся паника настойчиво заставляла залезть под лавку, но Стоун не зря родился и вырос на заснеженных равнинах Хельсинки. И лед, который хранился в душе каждого северянина специально для экстренных случаев выморозил весь липкий страх. На какое-то время разум Стоуна отсек все эмоции, заставляя его мозг превратиться в усовершенствованное подобие НОДовского ядра.
-Враг сзади.
Голос сух, безжизнен. С каким-то отстранённым интересом Стоун чувствует, как тяжёлая винтовка в его руках легко поднимается вверх, упираясь прикладом в плечо. Выдох. Перед его глазами шар, который уже выпускает боковые пилоны. Разум отфильтровывает все лишнее. Отчаянный прыжок сослуживца прошёл мимо его внимания. Дредноут НОДа, окруженный свитой более мелких кораблей. Остальной взвод, все это пропало. Остались только они двое- воин и фернир. Из этого подобия транса Челси выбил мощный толчок в плечо.

Гамма
Челси поднялся на ноги, и начал постепенно отходить, пока не наткнулся взглядом на бойца, который снимал с трупов орудие и батареи. У Стоуна перехватило дыхание. Это было правильно, до чертиков логично, но в то же время этот поступок отдавал каким-то предательством. Неожиданная мысль пронеслась в голове у Челси.
-Командир... Нельзя наших так бросать. Не по людски как-то...А что если они живы? Надо их забрать отсюда.
Голос Стоуна был тихим и хриплым. Было слышно, как трудно ему даётся говорить каждое слово. Подойдя к ближайшему телу и наклонившись, Челси сквозь забрало разглядел Монтанну.
-Извини, сестренка.- Чуть слышно шепнул солдат.- Не уберег...
Наклонившись, Стоун поднял дело в тяжелом бронекостюме и начал постепенно идти следом за остальными.

Стоун с удивлением посмотрел на повара в столовой. Как правило, повара, которых он видел до этого были очень разными. Но их объединяла одна общая черта- как правило они были как минимум полными людьми. Но человек, который стоял на раздаче был первым худым поваром, которого Челси когда либо видел. Этот факт заставил темнокожего отнестись к еде с осторожностью. Мало ли, из чего это было сделано. Но, не смотря на привкус "химии," еда оказалась довольно съедобной.
Зато при распределении Челси почувствовал какой-то подвох. И, чувствуя, что он успеет много раз пожалеть о своём решении, Стоун шагнул в сторону человека, от которого исходила аура чего-то знакомого, почти домашнего.
-Сэр, можно мне во взвод "Гамма?"

Челси было хорошо под струями воды. Однако обстановка вокруг начала накаляться. Какой-то крупный парень, покрытый татуировками неожиданно решил, что кто-то из них обижает девушек и решил разобраться с хулиганами. По его виду было ясно, что он готов пустить в ход кулаки. Поэтому Челси с кряхтением поднялся на ноги. Подойдя к Бакстеру, но положил на его плечо руку и пробасил.
- Спокойно, друг. Молодёжь просто хочет познакомиться и подружиться. Бурагозить никто и не думал. Если бы кто-нибудь и начал глупить- я бы вмешался. Ты это, расслабся. Отдохни... Меня Челси зовут. Или Чел, для друзей.
Стоун протянул руку для рукопожатия.

На секунду всё заполнила тьма. Страшный холод мгновенно выжег внутренности, а чувство головокружения добивало окончательно. К счастью, все закончилось очень быстро, и прямо перед вами показался свет. После тьмы перехода он практически выжигал глаза, заставляя зажмуриться. Но тепло от того огня было приятным. Оно пообещало кошкой по плечам, прогоняя колючий холод.
Рядом с большим деревом в воздухе появилось круглое зеркало. Ветка, которая упёрлась в него мгновенно исчезла. На обрубок, длинной в несколько шагов, которые остался от ветки из воздуха грациозно шагнула Рип и упёрлась носом в ствол. Следом за ней, появился Шард, сжимающий в руке мешочек с деньгами. Им в спину на большой скорости влетел Стиг, чудом удержавший равновесие и не уронивший всех. Затем огромное волчье тело припечатал всех к стволу. Хорь, почувствовав что на ветке становиться тесно, мохнатой молнией пробежал по головам исследователей, внося свою лепту в общий хаос, который творился на дереве. Наконец из портала на ветку величаво шагнула Эдолоиза с Грымом, для которого места уже не хватало. Обрубок, под весом всей компании начал опасно наклоняться, зловеще потрескивание, но в первую секунду никто на это не обратил внимание. Все были оглушенны после перехода, и никто бы не смог объяснить, каким образом никто не навернулся на землю. Высота была небольшой, где-то примерно метра полтора, но густые заросли крапивы, чуть слышно шелестели на ветру, ожидая когда в них упадет незадачливый приключенец.

Кости, брошенные Стигом катнулис и эффектно остановились на краю стола. На каждой кости были шестёрки.
Тем временем в коридоре послышались чьи-то шаги. Потом гремлинский голосок беспомощно пискнул "Туда нельзя. Профессор запрети..." И в кабинет ворвался тот, кого любой студент видит в самых страшных кошмарах. Замректора Акандриелис. Полу эльф, который отвечал за дисциплину, или "черный отчислитель," как его неофициально называли студенты. Распахнув дверь, он, с самой неприятной, фальшивой и официальной улыбкой на лице обратился к собравшимся.
-Я рад приветствовать Вас, смелые первопроходцы! Надеюсь, что...- На что надеется отчислитель, никому не удалось узнать. Глаза Акандриелиса наткнулись сначала на Грыма, затем перешли на игральные кости и улыбка медленно стекла с лица. Голос начал источать лёд. - ЧТО это? Играем в азартные игры? В стенах нашего университета? Да я вас...

-Это часть подготовки. И вообще, разве вы не в курсе, что ваше появление здесь-это очень плохая примета?- в дверях появился седой старик в старомодном белом балахоне с кружкой в руках.- И вообще, вы мешаете процессу подготовки. Какая нелегкая вас сюда принесла?

-Профессор, у меня есть новости для вас.
-Что, такие срочные, что вы решили мешать подготовке? Что ж, выйдем в коридор, расскажете.-Ядруктис бесцеремонно вытолкал "отчислителя" в коридор Затем тепло улыбнулся собравшимся.
- Я скоро вернусь. Продолжайте пока...
Они вышли из кабинета, и тут же в комнату просочился тот гремлин, который привёл всех в эту комнату. Он нёс кружку, которая была в руках профессора. Подойдя в тот угол, где стояла Рип, он протянул ей эту кружку и тихо сказал ей.
- Вот, Профессор просил передать вам. Он сказал, кто хоть это не так хорошо, как натуральное, но гораздо лучше того, что вам выдали на медосмотре.
Затем он вышел, неплотно закрыв за собой дверь. Из коридора начали доноситься обрывки разговора.
-...В смысле нет наёмников? Вы что, предлагаете мне со студентами одному туда идти? Да вы в своем уме?
-Без вас. Коллегия решила, что вы должны остаться.
-Да вы ополоумели? Вы что, так мстите мне за то, что я решил не брать с собой тех слизняков, что вы мне давали в "нагрузку?" Учтите, что если что-то с молодежью случиться, я потрачу все свои связи, чтобы отомстить вам.
- Угрожать не надо. Я всего лишь передал вам решение коллегии.
-Бюрократов, вы хотели сказать? Ладно, мне надо готовить людей к эксперименту. Надеюсь, что вам хватит ума не присутствовать при этом.
Профессор вернулся обратно в кабинет и осмотрел всех собравшихся. Его глаза буквально проникали в душу, но это не было неприятно. Его тёплая улыбка вернула в комнату то ощущение уюта, которое так бесцеремонно разрушил визит начальства. Наконец, довольный результатом осмотра Ядруктис устало сказал.
-Допивайте чай, инструктаж будет через полчаса.

При появлении неожиданного визитёров левая бровь Артура слегка изогнулись, показывая тем самым удивление. В остальном же лицо Клиффорда оставалось спокоцным. Однако известие о начавшийся войне заставило треснуть маску невозмутимости. По мере того, как Капитан описывал положение вещей, бровь всё сильнее поднималась вверх, и все сильнее белели костяшки пальцев, сжимавших вилку и нож. Услышав о смерти Генри Ломана, друга Чарльза, Артур бросил быстрый взгляд на брата, чтобы понять, смог ли он пережить такой удар. Потом продолжил слушать визитера. Но вот, наконец, Капитан закончил, и недвусмысленно посмотрел на бутылку шампанского. Артур, поморшившищся на заключительном пассаже о дезертирах, с удивлением посмотрел вслед сэру Райту, задумчиво проговорил.
- Эти проклятые лягушатники всё таки осмелились.. Да и массоны туда же...- Затем, уже нормальным, голосом сказал вслед гувернантке- Принесите ещё один прибор, для нашего гостя!
Затем, с лёгким недоумением посмотрел на свои руки. Некоторое подобие судороги сковало его пальцы, и поэтому он, не без некоторого усилия над собой, отпустил нож и вилку. От силы, с которой он сжимал вилку, та немного прогнулась. Артур встал, вытер губы салфеткой, и обратился уже к Капитану.
- Простите, Сэр. Я оставлю вас и пойду собираться.- затем он быстрым и каким-то нервозным шагом вышел из столовой и заглянул на кухню.там глазами нашел крестьянку, которая выбежала из его кабинета и сказал, уже обращаясь к ней- Элизабет, я бы хотел, чтобы вы смогли успокоиться. Одеться. И вернуть книги на место.
После чего Артур поднялся к себе. Он начал собираться, как и советовал капитан. Его руки слегка дрожали. Достав из шкафа темно коричневый кожаный саквояж, Артур уложил в него одну смену белья, бритвенный набор, достал из стола пистолет в футляре, в котором помимо него были все необходимые принадлежности. Следом в саквояж полетела небольшая аптечка. В специальный карман легли документы и небольшая записная книжка с карандашом. Не смотря на нервозность Артура, казалось, что эти вещи уже были подготовлены, и оставалось только уложить их по местам. Наконец, сверху лег томик "Айвенго," и Артур закрыл саквояж.

Макс был необычайно бледен. Не смотря на ужас, который он пережил на арене, его лицо было спокойно.
Макс застонал. Сознание медленно возвращалось к нему. Наконец, он открыл глаза, и увидел Дэниэля, который склонился над ним, штопая его тело.
-Пить...- Голос Макса был почти неслышен, больше напоминая шелест листвы под ногами.- Дайте воды...
Сильное головокружение заставляло комнату вращаться вокруг. Сил хватало только на то, чтобы с трудом открывать глаза, а в груди горячим клубком сидела боль.

Когда открылись двери, Макс во всю готовился встретить волну паники, но вместо нее пришло знакомое веселье. Оно вытолкнуло инженера в центр арены, и но начал с нетерпением ожидать противника. Когда в его поле зрения попали Гретта и Бонни, Максиму стоило большого труда удержаться и не начать " игру" с ними. Но тут в дыре показался Джеймс, и посоветовал снять шлем. Это показалось очень привлекательно, и руки сами потянулись к голове. " Снять шлем. Снять этот бесполезный кусок железа, который только стесняет движение. Вздохнуть свежий воздух, а не задыхаться в этой консервной банке." Эта мысль была ужасно навязчивой. Приятной. Такой... Желанной. Но в тоц частичке, где осталось немного разума мелькнула одна мысль. " НЕЛЬЗЯ!" И руки, которые уже почти начали снимать шлем, опустились. И тут пришел запоздалый страх, смешиваясь с тем весельем, которое расползались из тайника в душе. Макс наконец смог сконцентрироваться на окружающем. И поплатился за это.

Максим завороженно слушал Гейта, стараясь понять, что ему говорят. Когда же после лекции Уилсона слово взял Сорель, то он тихонько поднял руку.
- Так, наблюдатели есть. Я могу пойти подопытной крыской, если никто не возражает.- Голос Макса был тихим, и в нем иногда проскальзывала нотка нерешительности. - Только, если что, я боюсь кому-то навредить, пока буду ТАМ.

Максим не сразу понял, что пустыня пропала. Только запах горелой плоти остановил Макса. Увидев, что произошло Джеймсом, инженер медленно перевел взгляд на излучатель, который был зажат у него в руке. Увидев, что его пальцы свело, от того, с какой силой он сжал их, Максим на негнущихся ногах отошёл в угол, и там его вырвало желчью. Отступив на пару шагов, Максим облокотился на стену, и медленно осел, придавленной страшной тяжестью. Он убийца. Он только что убил Джеймса. То, что он не мог себя контролировать, не пришло в голову Куккаре. Он убил. Он отнял жизнь у другого человека. Из-за него детектив никогда не вернётся домой. Эта мысль жгла душу Максима, словно раскаленное железо.
Но где-то глубоко в душе, в тех ее закоулках, о существовании которых никто и никогда не сознаться, в самых дальних тайниках остались искры веселья....

Максим не заметил, как снежная долина сменилась более привычным анабиозным отсеком. Страх, который заполнил всё его сознание, который сжал стальным обручем ему грудь, не давая вздохнуть ледяной воздух, который высосал всю силу из его тела, оставляя вместо себя холодный и липкий пот просто отступил, оставляя после себя только чувство звенящий пустоты. Вместо снега внезапно его пальцы начали скрести металл пола, но Макс, казалось, этого не замечал. Свист ветра сменил леденящий душу вой, который спустя какое-то время затих. Воздух был наполнен запахами крови и смерти, и поэтому инженер всё так-же лежал, не в силах открыть глаза. вокруг суетились люди, но Максиму всё ещё виделись те ужасные снежные великаны, которые рвали только что его тело на части. Поэтому Макс всё сильнее сжимался, не находя в себе решительности оглянуться вокруг. Но долго так продолжаться не могло.
Собрав свою волю в кулак, максим наконец оглянулся вокруг, и тотчас пожалел об этом. То, что он увидел было настолько неправильно, что даже не сразу получалось осознать весь ужас, царивший в отсеке. Но когда до Макса дошло, ЧТО твориться вокруг, он поднялся на четвереньки, и отполз в самый дальний и тёмный угол. Сев там на корточки, он обнял себя за плечи, максимально зажавшись, и начал непроизвольно раскачиваться, повторяя про себя чуть слышно
- это не правда. Этого не может быть. Это не правда...

Сел борей на камень прибрежный и начал пворить создал один вид, поставил его возле своей ноги. Сднлал второй, взял их оба в руки и понес. однако, споткнувшись, Бог уронил их, и они слиплись в один. Попытался Борей разделить их, но сделал только хуже.
- Черт с ними, и так сойдёт.
И отпустил Борей на свободу творение свое. Странно выглядело оно, было необычайно плодовито и тем не менее оно выжило.

Ухан зло посмотрел на Кривса, казалось, что он вот вот наброситься на него.
- Темнейший, Растрепа был занят управлением корабля, поэтому и не понял, кто обругал дракона последними словами. А это был говорящий череп, который Кривс с собой таскал. Он такими словами ругал того дракона, что уж что мы- даже крысы корабельные и те покраснели. А все Кривс! Ещё и твердил постоянно, мол «череп мертвого врага, лучшее украшение для честного гоблина.» Вот это украшение нас в неподходящий момент и подвело. А я же говорил, выбросить его надо!

Уилл этой ночью сидел на веранде, вместе со своим отцом. Старик курил трубку и беседовал с Уильямом. Он понимал, что вряд ли когда нибудь увидит его, но не мог собраться и слушать внимательно. В своих мыслях он слышал шум волн, свист ветра в снастях, скрип досок корабля и ощущал запах моря...
За пределами веранды шел дождь, а на самой веранде витал тым от трубки, дополняя аромат домашнего уюта. Братья тоже сидели за столом, и клевали носом под мерное поскрипывание кресла-качалки. На плечи Уильяма давила усталость последних дней, множество дел, которые надо было закончить и непростой разговор со старым доктором.
Наконец забрезжил рассвет. Эта ночь, которая тянулась, кажется целую вечность подошла к концу. Старый Генри поднялся и обнял своего сына. Его глаза поблескивали, и в горле у Уильяма встал странный ком. В голове теснились слова, которые надо было сказать, но все они казались какими то пустыми и бессмысленными.
- Отец, прощай. Я буду писать, а Томас тебе будет читать. Или Джерри, когда научиться. И вы пишете, обязательно. Прощайте, и извините, если что не так.
Старый Генри отошел на пол шага и сказал несколько слов
- И ты прощай, Уильям- Голос старого плотника предательски дрогнул.- Пиши, мы будем рады твоим письмам. Не держи на нас зла, если что не так. И да пребудет с тобой Бог!
Повинуясь знаку отца, Томас достал откуда то новенькую Библию, а Джерри футляр с разобранным арбалетом и болтами к нему. Обняв на прощание братьев Уилл в последний раз приласкал Билли, старого кота, который спал на столе, прошел по вымощенной кирпичом дорожке до ворот и, махнув на прощание рукой, вышел на улицу. Там он сел на повозку к соседу, который как раз ехал в сторону порта с грузом. По дороге он в последний раз осматривал свой город. Его улочки, по которым он бегал босоногим мальчонкой, церковь, в которую он ходил всю жизнь и где его крестили, вековой дуб, на который он залез на спор и с которого он упал...
Наконец подвода под цоконье копыт вьехала в порт. Поблагодорив соседа и попрощавшись с ним, Уилл закинул на плечо рюкзак и пошел к своему кораблю.

Карл занимался головой Ритца, и не обращал внимание на происходяшее. Наконец он откинулся на стену фургона, выташил из кармана пачку сигарет, закурил и предложил сигареты всем желающим.
- Я сделал все, что мог. Ему срочно нужен стационар и нейрохирург. Если успеем за час найти и то и другое, то он скорее всего выживет. Но восстановление займет пару недель.- Голос врача был охрипшим, и слегка усталым.-Инга, иди сюда, теперь я тебя посмотрю.
Последние медикаменты ушли на девушку, и пустая сумка упала на пол. До самой ратуши Карл молча латал бок Ландграб.
- Тут ничего страшного. Выглядит снаружи хуже, чем на самом деле. Патрон затормозила броня. До свадьбы точно заживет.
Гребсштейн попытался обнадежить девушку.

Семён задумчиво посмотрел на Джерри, и начал писать ему записку.

Максим отошел к сумке, достал бутерброды и протянул их старику. затем из сумки показался термос с кофе.
-А что надо делать?
Школьник нахмурился , услышав реплику Артура. Этот старик видимо был когда то городским психом, но со временем болезнь обострилась и он начал прятаться здесь. Не надо было его заставлять нервничать. Ему нужна была забота, его надо было как то выманить на улицу и сдать в психбольницу.

Семен сидел один у окна и с задумчивым видом ковырял творог. По его виду было понятно, что он слегка нервничает. Иногда он поглядывал на дверь. Ждал. Наконец, он отодвинул тарелку и начал что то рисовать в своей тетради.

Семён растерянно оглянулся. Солер лежал на земле, ему было плохо, и он ничего не видел. Мужчина не знал, как ему помочь. Но вот к рыцарю наклонилась Христиания и попытарась ему помочь, а значит его помошь не понадобиться. Семён оглянулся, и подумав, пошел в библиотеку. Медленно и понуро он прошел по коридору, вошел в библиотеку, взял с полки не глядя книгу и сел в самом дальнем углу. По его виду было понятно, что на душе у Семёна "кошки скребли." Он достал из грудового кармана очки в тонкой оправе, водрузил из на глаза, и только после этого посмотрел название книги. Книга оказалась томиком Жуль Верна, "Таинственный остров." Семён с интересом начал читать.

Максим отпутил стул и взял в руку фонарь. Парня заметно потряхивало, однако он решил поддержать беседу.
- Что мы должны сделать? Вы присаживайтесь, расскажите нам. Вы хотите кушать? У меня бутерброды есть. Что нужно сделать? Надо в этом доме прибраться?
Сердце Макса бешенно стучало. Его взгляд остановился на стуле, и школьник придвинул его к старику. Затем отошел в сторону, с расчетом на то, что если старик сядет и повернется к нему, то окно, которое которое очистила Марина не попадет в его поле зрения. К Максиму возврашалось самообладание, но он был очень бледен.

Уилл, под дружеские шутки от товарища, драил палубу. Свежий морской воздух, простая и нужная работа, компания хороших людей... Что еще нужно, чтобы настроение плотника поднялось? Не удивительно, что после очередной шутки от матроса Уилл, не прекращая работу, начал напевать веселую песню. ссылка

Семён кивнул, и пошел играть.

Семён покосился на соседа, затем повторил его жест. Потом посмотрел, не помешает ли кому, и пододвинул кресло поближе к Солеру.

Между тем Семён нашарил в кармане карандаш и начал писать. Затем показал написанное Джен.
Если заглянуть через плечо, то надпись можно прочитать.